Габышев Леонид - Одлян, Или Воздух Свободы
ЛЕОНИД ГАБЫШЕВ
ОДЛЯН, или ВОЗДУХ СВОБОДЫ
Журнальный вариант
ЧЕЛОВЕК СО ШРАМОМ
Однажды осенью 1983 года, когда уже пятый год мне не поступало не только
предложений, но и ответов от наших издательств и журналов, когда и иностранные
издатели метались по книжной ярмарке в Москве, как во время бомбежки,
напуганные корейским лайнером, когда мои реалии походили на синдромы мании
преследования и это было единственным спасением: одно подменять другим и
отвергать таким образом,- меня разбудил утренний звонок в дверь.
На пороге стоял коренастый молодой человек странного и грозного вида, с
огромным портфелем. Я живу у трех вокзалов, этого окошка Москвы в Россию, к
которому приникло растерянное и пространное лицо нашей провинции. Какие только
лица не заглядывали ко мне! Бомжи из Запорожья, бичи из Керчи, цыгане из
Казани. Это был человек с вокзала.
- Андрей Георгиевич? - спросил он не сомневаясь, будто предъявив красную
книжечку, и проник в квартиру. Я видел только его шрам.
Дальнейшее поведение отличило его от сотрудника: он быстренько снял обувь
и в носках стал еще меньше, а портфель его еще больше. Он провел меня на
кухню, осторожно поместил портфель под стол - что там было бьющегося! - и
предложил мне сесть. Вас не прослушивают? - спросил он жестом, глянув на
потолок и обведя пространство рукою.
- С чего вы взяли? - единственно как я мог на это ответить.
- Я по радио слышал о вас.
Радио - это радио. Я спросил:
- Ну и что вы слышали?
- Что есть такие писатели: Белов, Владимов и Битов...
Владимову было еще хуже моего, Белову много лучше. Нас могли объединить
лишь "голоса".
- Владимова нет, Белов отказал, я его...- и вот я у вас.- И он опять
осторожно посмотрел на портфель, будто тот мог сбежать.
Леденящее профессиональное подозрение пронзило меня.
- Э-то роман?..- спросил я, заикаясь.
- Тс-с! Все-таки вас могут прослушивать. Напечатайте, и я половину вам
отдаю.
Любой уважающий себя член Союза воспользовался бы этим поводом, чтобы
вытолкать посетителя за дверь. Я, видимо, не уважал себя как член Союза.
- С чего вы взяли, что я могу вас напечатать? Я себя не могу напечатать! -
вспылил я.
- Полмиллиона ваши.
- Чего-чего??
- Но ведь миллион-то за него там заплатят! - сказал он уверенно.
"Нет! Не может быть...- соображал я.- Это не агент, не провокатор - он
такой. Неужто такие бывают?"
- Я уже был на книжной ярмарке, предлагал...
Я представил себе господ, боявшихся, что их уже не выпустят домой из
Шереметьева, тет-а-тет с моим посетителем, и мне стало весело. Как это его не
замели?
- Ну вот видите, они не могут, а что я могу? Кстати, а почему бы вам не
попробовать напечататься у нас?
Он посмотрел на меня с презрением. Я был достоин его.
- Читал я вашего Солженицына...- процедил он.
Нет, это был такой человек. Сомнения мои рассеялись.
Он достал из портфеля шесть папок. Портфель испустил дух: в нем, кроме
романа, могла поместиться лишь зубная щетка.
Боже! Такого толстого романа я еще не видел.
- Больше восьмисот страниц, - сказал он с удовлетворением. - Девятисот
нет, - добавил он твердо.
Каждая папка была зачем-то обернута в несколько слоев вощеной бумаги. В
этой папке помещался дорогой, почти что кожаный скоросшиватель, внутри
которого, наконец, были подшиты - каждая страниц на полтораста - рукописи.
Таких многослойных сочинений я тоже не встречал.
- А в пергамент-то зачем заворачиваете? - естественно, поинтересовался я.
- А если в воду бросать? - живо откликнулся он.
С усталостью метра я
