Галактионова Вера - Тятька Пошутил
Вера Галактионова
ТЯТЬКА ПОШУТИЛ
Соньку Клюшину - бойтесь. Она, чай, знат чего-нибудь. Вы думаете, она
просто так? А вот она, може, и не просто так. Ну, вам, конечно, не
сказыват... Дед-то ее, Гаврила, поди-кось и ей передал. Когда помирал -
конёк ведь на крыше подымали. Вот как мучился. Душа-то сё не отлетала. Земля
его не брала. А мучилси что? - передать некому. Взрослы-большея к нему не
подходют. Знают: колдун помират, кабы не передал. В сторонке все стоят.
Похитрея. Он, чай, глядит - одна токо мнука глупа окыл него туды-суды бегат.
Ждал-ждал кого поболе - нету. Да вот може ей и передал-успел, пока мужики-то
конёк лезли-подымали.
И мать ее, Наталья кривая, знат - и Сонька ваша, чай, знат. Даром что
девчонка. Не больно дружитесь. Бойтесь маненько. Рты-то не раскрывайте. Она
роду плохого. Хуже не быват.
Вот на что Захаркины слабее колдуны были, а и то. В девках-робятах за
мной Петяня Захаркин сё бегал. У ворот догонит - и канфетку в руку скорей
сунет. А баушка Груня наша сразу эту канфетку у меня - цоп! "Дай-ка, - баит,
- мне, она наговорена". И сама с моей канфёткой сё чаю напьется. "Я стара, -
баит. - Эта канфета мне не дойствоват, меня уж ни один колдун не приворожит,
а тебе не нады - тебе влият".
Правильно. Вы шибко грамотны. Вам про что в книжке не пропишут - вы
думаете, того и нету. А вот и не знаете вы ничего. Молодая, мелко плавали. И
спина у вас - наружи была. А только если ваша правда, а не моя, тогда и
скажите: это что же Гаврила-то всё об заборы головой стукалси? В проулке
подойдет, за доски уцепится да и колотится-бьется?.. Чай он колдун, а это
его бесы доняли. Оне, колдунищи, когда не колдуют, то нечиста сила
трясет-мотат, не отступатся. Колдовать заставлят. Оне если не наколдуют -
хворают. А бесу душу как продал, так уж он доймет: "колдуй!" Вот как. Вот он
об доски-то и колотилси. Гаврила-то, Да чай он самому Барме брат!
А с Бармой еще дедянька в парнях дружился, сказывал. Барма-то, знашь, сам
русскай был, а это его татары эдак прозвали. Татары перед базарным днем
приезжали да у них всё и останавливались... Двор-от широкай пустой, и в том
двору сроду былки единой не росло. Изба темна, никто к ним не ходит, одне
татары на полу вповалку по субботам спят, бывало. Им, татарам, и не страшно
- сами без креста, без пояса, им чего? Вечером из Тат-Шмалака наедут, а
утром до зорьки уж на базаре стоят, лошадей продают. Ну, татары сё у нёво и
спрашивают - то про вёдро, то ище про чего: "барма?" да "барма?" Так за нём
и пошло: Барма.
Ну и вот, в парнях молоденьких сходил дедянька к Барме. А старичище,
бармин отец, только один раз на дедяньку-то и поглядел, С печки свесилси,
бородища до поясу, брови шишками сведет - страшнай.
Ну. Возвращатся дяденька домой - и вот ведь как у нёво зубы зачили
болеть! Никакого спасу нету. Он в баню скорей - пропарю. А уж когда
наколдуют, знай от тепла-жара сразу хуже становится, сама перва примета.
Дяденька оттудова, как пуля, выскочил, с голиком березовым в избу влетел, и
не больно оделси. А оне, зубы, сильней да сильней. Всё шибче и шибче!
Дедянька-то до самого вечеру по избе на карачках ползал, по печке кубарем
каталси. И вот кататся дедянька по печке, плачет в голос, криком кричит -
опух. И Барма всходит:
- Васятк! Айда к девкам!
А онё в робятах ходили к Паньке Курмышенской: она на Курмыше жила и губы
медом мазала. Вот она губы медом намажет, а оне ее цолуют.
Дедянька-то с печки уж и не калякат:
- Како "к девкам", Барма? Я ведь с зубами на стенку
